Он почесал небритый подбородок и затараторил, отвернувшись к стене:
— Сделаешь, как я скажу, иначе тебе светит пожизненное, си? Начинай вырываться прямо сейчас, копы должны поверить, что ты в пробое. Но не переборщи, усыпят. Мы подтянем твое трио, ты их не узнавай. Переведут этажом ниже и отправят для проверки в другой пансион. Если успеешь попасть на допрос, сознаешься в убийстве.
— Но это неправда, я никого…
— Ты идиот! Или сделаешь, как я сказал, или я ухожу. Баста!
Я послушно начал скулить, плеваться и всячески изображать умалишенного. Войдя в роль, сумел даже оторвать кусок ремня и освободил ноги. Не прошло и получаса, как меня прикатили в другое помещение, где за барьером торчали несчастные бородатые рожицы моих протрезвевших сожителей. Я шарахнулся от них в объятия кибера, неустанно повторяя, что скорее останусь жить с ним, чем уйду с этими инопланетянами.
Если наверху царила легкая неразбериха, то ярус, предназначенный для пробитых, вызвал во мне самые неприятные ассоциации. По долгу службы Молину приходилось посещать подобные заведения. Впрочем, тех, кто вел себя излишне буйно, умное сиденье жалило сзади в шею инъектором и на какое-то время превращало в кочан капусты.
Крайнее сиденье увезло обмякшего «пассажира» на допрос, мы сдвинулись на шаг влево, точно тележки на американских горках. Хитро задумано, ничего не скажешь. Ни подраться, ни перекинуться словечком, от соседских кресел отделяет матовая стенка, каждый сидит, словно в телефонной переговорной кабинке. Еще сдвиг влево, следующий уехал. Я начал догадываться, что Марио имел в виду под словом «успеть». Полиция не провела еще окончательной идентификации моей персоны, они не знали даже, как выглядит Снейк!
Щелчок, впереди трое. Снова сдвиг влево. Нет, это больше походит не на американские горки, скорее на цех забоя птицы. Щелчок, сдвиг. Кресло подо мной принялось мелко дрожать, сквозь пьяное бормотание сокамерников прорвался высокий визжащий звук, будто неподалеку орудовали циркулярной пилой. Щелчок, рвануло с места, но тут же вернуло обратно. Конвейер застопорился, мимо, грохоча шипованными ботинками, проскакали четверо в серых спецовках. Я вытянул шею, насколько позволял эластичный захват. В зал закатывали новую группу арестованных, сразу человек пятнадцать, они извивались, как черти на сковороде; я заметил среди них несколько женщин. Наша стена была занята, копы принялись заполнять пространство у противоположной. Прямо напротив меня оказались две крепкие барышни, а дальше… Марио. Парень дрыгал ногой, тормозя следующее за ним кресло; из подголовника вынырнуло жало, тюкнуло его раз, другой… Безрезультатно!
Девчонка напротив подмигнула и заорала, как резаная; изо рта ее валила пена. Подскочили двое, из-за их широких спин я потерял обзор. Где-то вдали прерывисто завыла сирена. У Марио от напряжения выступили вены на лбу; он продолжал удерживать конвейер. Полицейский схватил девушку за ноги, нагнулся, крякнул и… остался лежать, уткнувшись ей в колени. Его напарник правой рукой доставал оружие, а левой пытался опустить на лицо забрало шлема. Вторая девчонка, оскалившись, плюнула. Меж ее зубов перекатывалась короткая трубка. Невидимый сосед справа от меня заржал, задергался, крикнул «Бей ментов!..» и был благополучно усыплен второй раз. Я старался не делать резких движений. Коп, не успевший надвинуть шлем, схватился за щеку; ганы на его плечах подпрыгнули. Меня обдало волной ужаса, чуть не намочил штаны. Девчонка выгнулась на кресле и затихла, ее соседку постигла та же участь. Коп повалился на своего напарника, Марио ревел, стена за его спиной лопнула и начала расходиться в стороны под давлением чего-то острого и раскаленного.
«Оставаться на местах, не двигаться…»
— Этот? — Да, скорее, я вот-вот отключусь…
В глазах скакали огненные зайцы, сердце опять сжимала каменная ладонь. Кто-то тащил меня за ноги.
«Нарушена безопасность периметра, высший уровень тревоги…»
— Йэп, Марио, сколько веса в этой туше?!
— Катаринка осталась там!
— Нет времени, уходим по санитарному стволу! Тишина. Вязкие горячие волны перекатываются, поднимают мое тело и мягко возвращают вниз, все глубже и глубже. Боже, как страшно, я же еще жив, я не хочу утонуть, я ничего не вижу…
Сквозь зажмуренные веки свет пробивался полосами. Я лежал лицом вниз, на чем-то мягком; рядом над ухом тихо ругались.
— Проклятье! Теперь три дня буду ходить как под грибом !
— Потерпи, мальчик!
— Ублюдки используют новый состав, ноги до сих пор не чувствую!
— Главное, чтобы филил то, что между ног, иначе Катаринка тебя бросит!
— Шат ап, пиявка! Лу-ук, наш тюлень очнулся! Я кое-как принял сидячее положение и стукнулся макушкой о низкую балку. Вокруг змеились и ветвились трубопроводы, торчали кронштейны, уходящее вдаль пространство отдаленно напоминало чердаки моего детства. Сквозь решетку в потолке косо падали лучи света. Подле Марио на циновке, по-турецки поджав ноги, устроилась миниатюрная девушка яркой восточной внешности, половинка прически платиновая, половинка — черная как смоль. Пол равномерно содрогался. Я прислушался. Через равные промежутки времени приглушенные взрывы музыки сменялись раскатами хорала, снова и снова. И этот сладкий запах, он проникал повсюду… Черт возьми, меня вернули на Мистерию!
— Найдется что-нибудь?.. — Язык плохо слушался. — Валидол там какой, а, ребята?
— О чем он звенит? — «Спасатели» переглянулись.
— Сердце… больно! — Мою аорту точно пережимали клещи.