— Пантера, как там?
— Чисто. Добила двух киберов.
— Пре… Отлично. Возвращайся и проводи госпожу Ли в душевую. Глаз с нее не спускать.
Пай Ли собрала в кулак остатки гордости:
— Вы полагаете, я сбегу без скафандра?
— Полагаю, что пришла ваша очередь не делать глупостей, советник.
Я вытащил столик с пивом и Стасовым на дно тоннеля. В тамбуре было невозможно дышать. По пути я чуть не выронил собственный шлем. Потом несколько секунд не мог вскрыть пивной пакет, пальцы не слушались. Стасов прекратил веселиться, смотрел донельзя строго.
— Не бойтесь говорить ей «прекрасно», Максим. Я уже заблокировал вирус.
— Вирус? Как вы это делаете? Гипноз?
— Разве можно применить гипновнушение через хард, Максим? Помните, вы любопытствовали на тему биоинтеллекта? Не харда, а настоящего искусственного мозга? Мы действительно кое-чего добились в Глубине, хотя о настоящем успехе говорить рано. Но аналогия, уверен, будет вам близка. Как обычный квантовый хард выходит из строя при вирусной атаке, так и мозг человека способен «заразиться» от другого органического мыслящего объекта. Мы с друзьями обкатали пока несколько простейших, вполне безопасных программ временного действия. Результат вы только что видели.
— Вы заманили ее в Глубину?
— И не только ее — под контролем желудки еще восьми высокопоставленных деятелей. Скажу по секрету, они уверены, что я могу их в любой момент прикончить. На самом деле это не так, пробить защитные структуры на столь глубоком уровне пока невозможно. Но мы работаем над этим, самое уязвимое звено — это нервная система.
— А сыновья? Как же они?
— Йэп! Это же вирус, Максим. Он идет дальше, но голосового интерфейса недостаточно. Госпожа Ли контактировала с членами семьи… Все, информация строго секретная, хватит с вас кошмаров, есть дела поважнее. Я знал, что эти хитрецы попытаются нас провести. Когда она вернется, я повторю угрозу превратить ее в червяка, отнеситесь к этому с юмором. Им жутко не хочется отдавать пульсатор, но придется. И все же будьте начеку.
— Мне страшно, Стасов.
— Вам?! Страшно?! Вы минуту назад показали замечательные командирские качества.
— Мне страшно, что после пробоя человечество столкнется с проблемой похуже. С вашими органическими вирусами. Сегодня вам кажется, что держите палец на кнопке, а завтра?
Стасов подошел совсем близко, его лицо чуть расплылось по краям. Позади, в пустом складе, гулко разносился хохот Волка и визгливые команды Марио. Судя по интонациям, он вошел в раж, чувствуя себя настоящим тюремным надсмотрщиком.
— Слышите, Стасов? — Я добавил звука на внешний микрофон. — Слышите? Вчера этот порченый питерский пацан был всего лишь лаборантом и мелким контрабандистом. Его лупили на Мистериях натуралы и тихо ненавидели соседи. А сегодня он — «человек с ружьем» и пинает ногами беззащитных ребят, которые вовсе не преступники, а так, «шестерки»… Я здесь, потому что мне не все равно, а им просто нравится. Что дальше, Стасов? Вам мало пульсатора, что вы еще изобретете?
— Понятия не имею, — честно откликнулся Мудрый. — Как там выразилась госпожа член Ассамблеи? Естественный исторический процесс? Она видит прогресс в засилье монголоидов, а я — в отмене всяческих ружей. Мы живем в свободном мире, у каждого свой прогресс, не так ли?
Барабаны, огромные и гулкие, маленькие и звонкие, целые скопища, вселенские стада барабанов везде. Не скрыться и не заткнуть уши, они ползают по телу, они дробятся и заселяют каждую клеточку. Они раскачивают мозг изнутри…
— Стой, стой, нельзя вставать! А, блин!.. Лейтенант зацепился пуговкой за открытый ящик стола и не успел перехватить падающее тело. Молин растянулся на пыльном коврике, чудом разминувшись лбом с краем панцирной койки. Он смотрел на мир снизу и сбоку. Мир состоял из железных сеток, серых клейменных одеял, запахов табака и отсыревшей кирзовой кожи. Подбежали ноги в грязных ботинках, потом еще одна пара, и еще. Он успел удивиться, почему так пыльно под кроватями, разве тут никто не убирает? Тут его голову бережно переложили на подушку, и он увидел собственные голые ноги в синих носках. Потом левую руку больно скрутили повыше локтя, мир подернулся слезой, стало тепло и очень приятно. А главное — почти не стучали проклятые барабаны.
— Макс, Макс! Посмотри сюда, узнаешь меня?
— Сколько пальцев я показываю?
— Моргните дважды, если меня слышите! Появился потолок, обилием трещин похожий на карту высот. Появился доктор, а потом здоровый мешок апельсинов. Или сперва апельсины? Значит, он в больнице, туда всегда таскают цитрусовые.
Двое сели по сторонам, в халатах, Вукича он узнал. На напряженном бледном лице майора шевелились неровно подстриженные усы.
— Ну, ты даешь, соня! Почти двое суток дрых, мы уж волноваться начали, не пора ли будить! Понравилось тебе, что ли? — Майор заглядывал в глаза, почти по-женски поглаживал бессильную руку, ждал чего-то.
— Я… я в порядке, — выдавил Молин. — Дайте таблетку, башка разрывается.
— А вот таблетку пока нельзя, потерпи, дружочек. Барабанит в висках, да?
— Ага…
Он потерпел. На вторую ночь приснился кошмар. Очнулся под койкой, отбивался, не открывая глаз. Толпой навалились, кое-как успокоили. Приснилось, что дерется голыми руками со стаей гигантских железных стрекоз…
Самое поганое, что ему никак не удавалось вспомнить. Он внятно докладывал о своих ощущениях, послушно прошел привычный круг анализов, предстояло еще минимум три подобных круга. К обеду Молин вспомнил все, что происходило до укола, но дальше… Дальше память заволакивалась противной сизой пеленой, за которой что-то происходило, метались неуловимые тени, иногда появлялись звуки… Но не более того.