— Я помнил лишь о тебе, девочка. Я почти забыл остальное…
— Ты ведь не останешься со мной…
— А как же Снейк?
— Плевать я хотела на Снейка!
— Нет, нет! Не отворачивайся, прошу, выслушай меня. Я сделаю все, чтобы быть с тобой как можно дольше…
— Этот тупоголовый натурал для тебя важнее, чем я!
— Он мой потомок, Жанна… Но дело не в этом. Будь он трижды чужим, кто я такой, чтобы лишать его жизни?
— Что с тобой случилось, Змей? Ты ударился в религию? Этот пенсионер отпрыгал свое, он никому не нужен, даже своей тройке!
Она плакала, спрятав лицо в ладонях. Я обнял смуглую вздрагивающую спину. Жанна не отстранилась, но и не ответила на ласку.
— Девочка моя, я должен сказать тебе нечто важное. То есть для современности это уже потеряло всякую важность, но я хочу, чтобы ты знала… Я обманул тебя, я никогда не работал в отделе по борьбе с наркотиками.
— Какая мне разница?! — Она выпуталась из моих объятий, закуталась в одеяло, потом соскочила с постели и устроилась с ногами в кресле. — Что ты пытаешься доказать? Что ты хуже, чем есть на самом деле? Может, ты предоставишь мне самой выбирать мужчину?!
Она мучительно пыталась разбудить в себе прежнюю Скаландис, дневную снежную королеву, но это не вполне ей удавалось. Огонек ее сигареты скакал в темноте, точно взбесившийся светлячок.
— Контора, в которой я служу, номинально относится к химическим войскам, но защита населения нас волнует меньше всего. Мы разрабатываем методики воздействия на психику… Довольно непросто перевести. Существует несколько подразделений, условно, между собой, мы называем друг друга «фармацевты», «технари», «лингвисты» и «наркологи». Лично я семь последних лет состою в группе, которая изучает экстремальные модели поведения, вызванные синтетическими наркотиками. В основном нас интересуют ситуации, при которых возникают устойчивые психопатические отклонения и… и возможность управлять этими отклонениями.
— И что? Психо-пансионы заняты тем же самым, чистят мозги крейзерам, наглушившимся тяжелого пойзона…
— Мы не чистим мозги, мы решаем прямо противоположную задачу. Я расскажу тебе о последнем проекте, в котором участвовала наша группа. О других ничего сказать не могу, я занимаю слишком маленький пост. Например, «Алтай». Есть вещество с периодом полувывода почти в полгода. Само по себе оно нейтрально по отношению к человеку, но был апробирован генератор, позволяющий в течение указанного времени в небольшом радиусе стимулировать массовый суицидальный синдром. Человек, лишенный главного инстинкта — самосохранения, сам по себе является оружием…
— Ты испытывал эту гадость на себе?
— Эту — нет. Сам я тестировал препараты иного действия, и то лишь трижды. Чаще нельзя. Кроме того, мне платили за это хорошие деньги. Иногда мы используем добровольцев, из числа безнадежно больных и преступников, осужденных на большие сроки… практически пожизненно. Но не всегда это только добровольцы… Я получил орден за участие в учениях «Гунт девяносто один», это было в разгар гражданской войны в Таджикистане.
— Ты винишь себя за то, что занимался подавлением беспорядков?
— Беспорядков ? Если бы… В тех районах сложности с питьевой водой. Отряды боевиков, выступавших тогда против правительства, пользовались теми же источниками, что и мирное население. Кроме того, они почти поголовно наркоманы. Катализатор серии «Гунт», попадая в воду, в сочетании с наркотиком вызывает полное угнетение собственной воли. Нашей задачей было в нужный момент посредством определенных команд, передаваемых по радио или телевидению, жестко закрепить условный рефлекс подчинения…
— Что такое «радио» и это, второе?
— Хм… Источники массовой информации, то, что я у тебя вынул из-за уха. «Гунт» оправдал себя, но результаты были такие, что нашу группу немедленно эвакуировали. Ликвидацией последствий занималось иное подразделение, чем все закончилось, нам не докладывали. Ты можешь себе представить целые поселки, полные людей, не способных без команды сходить по нужде?
— Могу… То, о чем ты говоришь, давно запрещено и ушло в прошлое, со времен первых Восточных войн.
— Значит, мое «дело» нашло последователей…
— Нет! После подписания Декларации свобод полиция Психо защищает права личности. Воздействие на волю невозможно, Макс. Бытовое насилие, конечно, процветает, в зонах риска полно беспорядков и убийств, но это естественная агрессивность, мы же люди!
— Ты не понимаешь…
— Я слишком хорошо понимаю. Ты задумал удариться в христианство и принять на себя грехи мира. Эта секта вышла из моды, мальчик!
— Черт возьми, а какая же религия у вас в моде ?
— В Содружестве? Войди в нэт, ты обнаружишь в Риге десятки храмов любых концессий, пусть их посещают всего трое прихожан. Я читала, что в дикие века преследовали неверующих, но нынче все наоборот. За общественную религиозную пропаганду можно получить срок психотерапии. Потому что все секты в корне постулируют одно и то же, люди несут испачканную совесть в храм, там ее отмывают и со свежими силами бросаются в грязь.
— Ты хочешь сказать, что тебе все равно, чем я зарабатываю на жизнь?
Фиолетовые ночники всплывали к потолку, отталкивались и кружили по спальне. Сонные иглокожие рыбы толпились в причудливых гротах. Я не видел ее глаз.
— Мальчик… когда любишь мужчину, понять и принять можно практически все, любую правду. Разве не ты назвал мир вокруг нас декорацией?
Она начала одеваться, но я ей не разрешил. Она была в ту ночь удивительно покорной. Она сочетала нежнейшую стыдливость с самой самозабвенной дикостью, я не встречал раньше ничего подобного. Она отворачивала лицо и прикрывалась локтем, когда я кидал ее навзничь, а мгновение спустя, оставаясь на спине, уже растягивалась шпагатом, искусав мне губы. Иногда я забывался, не учитывая вес Снейка; она не кричала, не вырывалась, она еле заметно качала головой, чтобы тут же, не слушая извинений, предложить свое тело иначе, укачивая меня подле самого пика безумия… Потом она уснула, раскинувшись ничком на пушистом покрывале, прижав к груди мою ладонь. Я поцеловал ее десять раз, от затылка до розовой пяточки, и, окуная щиколотки в теплый ковер, вышел в гостиную.